Олег Леушин и Карина Дымонт: "Мы все здесь больше, чем коллеги"

Тридцать лет назад они переступили порог маленького, но очень популярного Театра на Юго-Западе.

 

Энергия художественного руководителя, основателя этой сцены Валерия Романовича Беляковича и его спектаклей сотрясала всю столицу. Ответственность и желание остаться именно здесь у хрупкой девчонки Карины и кудрявого молодца Олега были огромны. Волнение на первом показе и перед первой премьерой затуманило даже память. Ныне они – яркий пример того, что из театра, который построил Белякович, уйти нельзя, потому что не хочется, потому что в нем обретается родство душ, сердец, братство в профессии. Они относятся ко второму “юго-западному” поколению после основателей театра, и сегодня уже сами стали опорой, на которой держится сцена после ухода Мастера.

Художественный руководитель Театра на Юго-Западе, актёр и режиссёр, заслуженный артист РФ Олег Леушин и актриса, душа, романтика и очарование Юго-Запада, заслуженная артистка РФ Карина Дымонт вспоминают свои первые шаги на легендарной сцене.

 

Как получилось, что вы оказались именно в Театре на Юго-Западе?

О.Л.: Волею судеб (смеётся). Судьба свела нас в Екатеринбурге на съёмках с Виктором Васильевичем Авиловым и Алексеем Сергеевичем Ваниным. А что артистам между съёмками делать? Выпивать, закусывать, да говорить о великом! Они так увлеченно рассказывали мне о том, что здесь происходит, что я взял, набрался наглости и приехал в Москву. Алексей Ванин устроил мне показ у Валерия Романовича Беляковича. В театре как раз репетировали “Укрощение строптивой”. Вот все театральные “монстры” сели передо мной – Сергей Белякович, Володя Коппалов, Валерий Афанасьев и Валерий Романович, конечно. Они все были участниками первого спектакля “Укрощение строптивой”. Я начал что-то читать, как блеющая овечка, а Валерий Романович вдруг спрашивает: ‘”Нашу Таню” знаешь”? (А. Барто, “Наша Таня громко плачет”). И вот Белякович начал ставить мне задачи: то я будто бы читаю это с трибуны, то будто стою на другом берегу реки и читаю одни и те же слова, но с разной задачей, с разным посылом. Видимо, я их убедил, меня взяли в труппу. С тех пор практически тридцать лет тут пашу.

Мой первый выход на сцену случился 28 октября, в "Ромео и Джульетте" в роли Петра. Выходил со страхом и дикими нервами, но всё получилось!

К.Д.: Мне тридцать лет назад повезло оказаться в нужное время в нужном месте. Я училась на курсе у Ирины Ильиничны Судаковой, которая была педагогом и у Валерия Романовича.  Коллегой Ирины Ильиничны и моим педагогом был Борис Хвостов, однокурсник Беляковича. Валерий Романович пришёл к нам на дипломный спектакль “Горе от ума”, его поставил Борис Вячеславович Хвостов. Спустя какое-то время, мне позвонил Борис Вячеславович и сказал, что Валерий Романович хочет видеть меня в спектакле “Ромео и Джульетта”, который они готовят на Юго-Западе.

Впервые я пришла сюда задолго до начала репетиций “Ромео и Джульетты”. В это время тут к открытию сезона ставился спектакль “Укрощение строптивой”. И вот перед этими репетициями нас, совсем молодых, позвали, чтобы посмотреть, как мы вписываемся в компашку. Пришли Сергей Неудачин, Олег Леушин и я. Сначала мы ждали у служебного подъезда, потом нас позвали на сцену: посмотрели, послушали, так поставили, сяк поставили. Взяли в труппу. Репетировать мы начали в начале октября, числа 8 или 10-го. Я не представляла, как можно поставить спектакль за двадцать дней и очень волновалась, что Валерий Романович его ставить передумал. Только потом я поняла, что в нашем театре 20 дней на спектакль – это очень много.

 

Какими были ваши первые впечатления от театра?

К.Д.: Этот театр мой первый и единственный. Мы потом много где выступали, но нигде я не видела таких гримёрок, такого выхода на сцену. И таких взаимоотношений я нигде не видела тоже. Здесь царила неподдельная, не придуманная, не навязанная любовь друг к другу. Мы все здесь больше, чем коллеги.

О.Л.: Навсегда запомнилось, как буквально на следующий день Романыч вызывал нас с Сергеем Неудачиным в театр на работу. Мы все тут начинали с физического труда: монтировщиками, уборщиками, костюмы помогали шить, на гардеробе стояли. И я всё это прошел. Мы пришли. Валерий Романович показал нам склад вещей и попросил от него освободить место: все лишнее выкинуть, нужное обратно сложить. Мы с Серёгой ударно всё вынесли, пришёл Романыч и велел все занести обратно. В итоге мы выбросили только один стул!

Накануне в театре был банкет по поводу премьеры “Укрощения строптивой”. Валерий Романович нас спрашивает: “Жрать хотите? Пошли!”. Мы спустились в буфет, и там нам салатов навалили из остатков вчерашнего банкета. Мне это так понравилось: о, в этом театре еще и хорошо кормят! (смеётся). Это подкупило сразу, а входить в коллектив было тоже очень легко, потому что, во-первых, тогда и народу в труппе было не так много, во-вторых, все были уже достаточно опытными и взрослыми. На тот момент в труппе было 24 человека. Это сейчас мы выросли уже до 40 с лишним человек. И репертуар тоже вырос в два раза. Все прошло легко: о тебе заботились, тебе советовали, опекали.

 

Кто вас, молодых, опекал?

К.Д.: Это были все и каждый, за что бесконечная благодарность всем ушедшим и тем, кто ещё тут работает, дай им Бог здравия! Наша самая главная опекунша и куратор была Боча (Ирина Бочоришвили). Она нас пестовала, подсказывала, наставляла. Ещё очень помогала Наташа Сивилькаева, которая в “Ромео и Джульетте” кормилицу играла. Важные вещи про театр, про профессию нам говорил Сергей Романович Белякович.

 

Появились ли сразу какие-нибудь закадычные друзья?

О.Л.: С годами я понял – театр такая вещь, что здесь близко дружить опасно. С Сергеем Неудачиным мы были однокурсниками, дружили. С Александром Наумовым общались. Я ночевал у него, мы вместе шлялись. Со Славой Гришечкиным были достаточно приятельские отношения. Все тут были чуть старше, в другой весовой категории. У меня и сейчас нет в театре друзей, в том смысле, в котором мы друзей понимаем. И, я считаю, что сейчас уже не имею права на дружбу в театре. Общаюсь со всеми на равных.

 

Какая атмосфера ближе, та которая была здесь тридцать лет назад или которая сейчас?

О.Л.: Мне, наверное, ближе та, прошлая. Люди были изначально объединены какой-то идеей, работали на одной волне. У них были шутки свои, свой способ общения. Сейчас у нас достаточно разношёрстная публика в театре, все с образованием, интересы у всех разные. Раньше мы жили все вместе этой жизнью, другая какая-то атмосфера была, самобытная очень, даже как будто немного из моего детства. В детстве у нас во дворе все были из одного дома, с одного завода и всё делали вместе – праздники, свадьбы, дни рождения, похороны. Столы выносились на улицу, гармошки откуда-то появлялись, гитары. Атмосфера одной настроенческой волны. Так было и в театре раньше.

Теперь и время другое немножко, и молодым надо как-то крутиться, они сюда приходят в большей степени, как на работу, не как домой. Я уже отошел от изначальной идеи: театр-дом и решил, что не надо из театра устраивать дом. В доме слишком много проблем всегда. Театр – это работа, прежде всего, и давайте смотреть с этой позиции. Профессионально. Тогда было по-другому, но и я был моложе, чего-то большего хотелось. Сейчас другие времена, другая энергетика, но что хорошо –  не пропало главное: желание выходить на эту сцену, радовать зрителя. Все остальное, это сопутствующие дела, закулисные истории, которые не должны иметь отношения к тому, что происходит на сцене.

К.Д.: Мне сложно сказать, потому что я чуть-чуть подросла (смеётся). У меня остались прежние чувства к театру и ощущение театра. Поменялось только то, что нет Валерия Романовича.

 

Когда только пришли, на вас сразу много ролей обрушилось?

О.Л.: У меня всё было поступательно. И я этому очень рад. Моя первая репетиция с Кариной Дымонт была, когда Валерий Романович хотел сделать из меня Ромео. Хорошо, что не сделал. Он потом извинялся: “Прости, что тебя тогда не назначил Ромео”. Я говорю: “Вам спасибо, Валерий Романович, что не назначили!” (смеётся). Потом я всё-таки сыграл Ромео, затем в “Трех цилиндрах”. Потом 1999 год, “Калигула”! Я помню этот спектакль в первой версии, я его монтировал, смотрел. И вдруг – после Авилова Калигулу играть! И что? Спектакль в нашей версии продержался почти двадцать лет очень успешно.

К.Д.: У нас в театре так не бывает, что ты пришёл и годами ждёшь, когда тебе что-нибудь обвалится. Наоборот, на каждого новичка валится ворох всего мирового репертуара. В этом смысле, у артистов тут очень счастливая судьба. После “Ромео и Джульетты” у меня сразу появились роли в “Трёх цилиндрах”, в “Гамлете”, в “Трактирщице”, в “Священных чудовищах”. Через год Валерий Романович “Мастера и Маргариту” выпустил, я там поначалу бегала с тремя или четырьмя персонажами.

 

Олег, когда ты почувствовал, что можешь и хочешь уже сам ставить на этой сцене?

О.Л.:Это из серии: я не хотел, но меня угостили (смеется). У меня выбора не было. Романыч как-то спросил по телефону, сколько мне лет, есть ли звание заслуженного и бросил трубку. Я и понять ничего не успел. Через два дня я узнаю, что я худрук этого театра. Валерий Романович пошёл тогда поруководить в театр им. Станиславского. Он там, а мы здесь. И как дальше жить? Тут уже пришлось входить в положение. Не разорваться же ему! С этого и началось. Я же человек, воспитанный советской эпохой. Сказали надо, ответил: “Есть!”. Потом уже начал входить во вкус, стало понемногу что-то получаться. После 2016 года (уход Мастера) стало совсем трудно выпрыгнуть из этой лодки.

 

Карина, у тебя тоже есть свой проект - Стихи.pro.

К.Д. Стихи со мной были всегда. Со временем ты в театре дорастаешь до какой-то смелости профессиональной, понимаешь, что начал чуть-чуть что-то соображать, и сразу хочется ещё что-нибудь попробовать. Мне кажется, что первые десять-пятнадцать лет в театре – это процесс освоения профессии. И вот, лет через двадцать, я подумала, что можно и стихи поставить (смеётся).

 

Хотелось бы что-нибудь изменить сейчас в театре, кроме его размера?

О.Л.: Театр такая вещь, которая мимикрирует сама с течением времени, с обстоятельствами, с населением, которое здесь обитает. Раньше театр наш был авторитарный, авторский, режиссёрский. Сейчас он обретает несколько другие краски. Во-первых, мне одному не потянуть все премьеры. Это невозможно и не нужно. У нас есть много людей с хорошими творческими амбициями, поэтому круг постановок расширяется, и это закономерно. Все само меняется, а революции нам не нужны. Меня удовлетворяет эта жизнь театра, которая у нас сейчас. Хотелось бы поменять бюджет, зарплаты побольше...Эта проблема была всегда, но особенно обострилась в последние полтора-два года.

К.Д.: А я бы хотела изменить размер театра. Прекрасно, если бы мы получили чуть большее пространство. Не тысячный зал, а вот на 300 мест, как Валерий Романович мечтал, было бы роскошно. На самом деле нам тесно: некуда складывать декорации, реквизит, костюмы.

Сейчас в театре такой период, когда у нас много творцов. Зачастую все делается “на коленках” и из того, что в подборе находят. Поэтому, больше всего хочется, чтобы нас не забывали и давали какое-нибудь денежное вспомоществование нашим творцам. Вот об этом мечтаю. Все-таки театр должен быть свободен, в том числе и финансово, хоть немного.

 

Олег, в последнее время труппа очень разрослась. В этом есть необходимость?

О.Л.: Необходимость, конечно, есть. Валерий Романович всегда говорил, что театр – это дело молодых, молодая кровь. Из основателей уже кого-то нет, а остальные – пенсионеры. Роли надо отдавать, а кому? Уже и среднему поколению ребят за сорок. Поэтому была набрана группа из молодых актёров. В этом сезоне я добавил еще двоих: мальчика и девочку. В репертуаре уже 50 спектаклей! Так что, потребность есть.

 

Что дальше? Каковы творческие задумки?

О.Л.: Я сейчас в поиске пьесы. Только что я выпустил премьеру – “Ромул Великий”. Сезон у нас юбилейный, сорок пятый. Вот на него много планов, нужно этот сезон достойно провести. Хочу восстановить “На дне” с новым составом. Хочется на среднее поколение поставить “Старые грехи” с Мишей Беляковичем, Алексеем Матошиным, Андреем Санниковым. С совсем молодыми, которые недавно пришли, хочу сделать “Женитьбу”. Пока не знаю, это будут разовые вещи или в репертуар войдут. “Женитьба” ведь – наш исток. “Старые грехи” тоже – “монстр” театра. Хочется и хорошее мероприятие сделать к юбилею в мае. Нужно придумать концепцию и её чем-то наполнить. Постановки новые тоже будут. Максим Лакомкин недавно показал мне заявку режиссёрскую на “Книжного воришку”. Олег Анищенко планирует ставить, Миша Белякович.

К.Д.: Я репетирую у Максима Лакомкина  в “Книжном воришке”.

 

Карина, если бы все сложилось и была возможность полететь в космос, как сейчас полетела актриса Юлия Пересильд, ты бы полетела?

К.Д.: На самом деле я бы очень хотела полететь. С другой стороны, у каждого из нас, я думаю, есть возможность оказаться в космосе: например, на Камчатке или на Сахалине, в Японии. Там та жизнь, которую мы себе не представляем. Для чего лететь в космос? Чтобы испытать то, что ты себе не можешь даже представить. Сахалин для меня – нечто инопланетное. Япония – это точно космос. Там совершенно другая цивилизация. На Камчатке пока не была.

 

Олег, если бы отмотать тридцать лет назад, что бы ты, сегодняшний, сказал себе юному?

О.Л.: В 90-е у театра был один бизнесмен-спонсор, на чьи деньги, например, спектакль “Мастер и Маргарита” был поставлен. После одного банкета в театре он подошёл ко мне и сказал: “Молодец! У тебя все будет!”. Я тогда так задумался! Хотелось спросить: “А когда?” (смеётся). Но я не представлял себе, что будет так, как оно сейчас. Во мне все поменялось – отношение к жизни, к людям, когда я стал худруком. И уж тем более, когда не стало Валерия Романовича.

 

Карина, чем ты особенно дорожишь в Театре на Юго-Западе?

К.Д.: Любовью. Талант – это важно, но самое главное любить и быть любимым.

 

Дарья Евдочук

01.11.2021

 

Источник: Интернет-издание журнала “Ваш досуг” (Оригинал статьи здесь)