за W — отвечал актёр Театра на Юго-Западе Олег Леушин, исполняющий роль Воланда в спектакле "Мастер и Маргарита" с 2007 года.
И был час восьмой.
Грянул гром средь чёрного неба, явив четыре силуэта — четыре вестника апокалипсиса прибыли в Москву. Заскользили фигуры прошлого и грядущего, смешались свет и тьма. "Человек в ожидании великого, но сначала идут предостережения".
Заповедь первая: Никогда не разговаривайте с неизвестными.
У этого спектакля есть свой, особый голос, — глас металла. "Мастер и Маргарита" в Театре на Юго-Западе начались с декорации — металлических листов, которые, по легенде, должны были стать крышей, а стали основой для нынешнего спектакля. Они и гром, и молнии, и сатанинские барабаны, и шелест крыльев спускающихся на землю ангелов, и розги, и нож, перерезающий веревки на руках Иешуа.
У спектакля есть и своя тень. Воланд — тень "Мастера и Маргариты". Его тёмная фигура всегда где-то неподалеку, на сцене или в глубине. Пристально всматриваясь в публику, он и участник, и рассказчик этой истории: во плоти в Москве Булгакова и призрак в Ершалаиме Мастера. С него всё начинается, им всё и закачивается. В чём же притягательность этого персонажа?
W: Каждый видит в Воланде то, что хочет увидеть, или то, что хотел бы видеть в себе. Он видит людей насквозь, знает на какие кнопки надавить: у кого-то тщеславие, у кого-то любовь, у кого-то что-то ещё. Он может сразу, не напрягаясь, найти подход к человеку, достичь полного взаимопонимания. И в этой способности к перевоплощению — его притягательность. Он -величайший психолог, знает все пороки, слабости. Воланд с каждым общается так, как тот хочет.
Незнакомец, сосредоточенный в своих делах, планах, словно визит в Москву часть некого замысла или мистическая случайность. В этом странном господине на Патриарших заранее что-то неправильно, он знает гораздо больше, и не просто готов рассказать о Понтии Пилате и Иешуа, он заставляет "вспоминать" зрителей те события вместе с ним. Здесь Воланд — Тьма, без которой нет Света, некая первозданная сила, часть всего живого.
Воланд уводит нас в бессмертный во тьме веков Ершалаим. Он не только наблюдает на балконе за судом над Иешуа, он ждёт. Ему одному известна цель этого ожидания и причина, по которой он здесь. Между ним и Иешуа происходит нечто действительно личное. Противостояние двух истин: Воланд со взглядом, полным вызова, и спокойный, но уверенный ответ Иешуа. Это поединок без победителя, кто первый отвёл глаза - здесь второстепенно, важно, что Воланду он дается тяжелей. Противник отпускает его с миром, но не успокоением. Да и кому под силу даровать покой Воланду в этом противостоянии? Разве что Богу.
W: Думаю, да. Общение Воланда с Богом идет через Иешуа. Если Дьявола ещё можно сыграть, то сыграть Бога — это слишком.
Воланд рассказывает нам историю о некоем преступнике по имени Га-Ноцри. Не для того ли, чтобы доказать, что Бог существует? Он создает невидимого противника, образ Бога в спектакле оживляется посредством дьявола. И, с точностью наоборот, через веру в Свет мы можем хотя бы предположить существование его противоположности — Тьмы.
W: Как сказано в Библии — падший ангел. Это я и пытаюсь играть — стремление Воланда. Когда-то он был там, вместе с Богом. Они были силами Света, а Тьмы не существовало. И вдруг такое падение, и его стремление, если не к прощению за все эти тысячи лет, то к покою и вечному приюту. Об этом весь финальный монолог с обращением к Понтию Пилату: иди — он ждёт тебя, не меня. Для меня ещё время суда, время прощения, время отпущения грехов, не наступило. А хочется, устал от этой работы, от безграничной власти, от всего. Но… всё будет правильно. Пока правильно так.
Как же мир без теней, если не станет Воланда?
W: Вот поэтому не будет ему никогда прощения, не будет у него вечного покоя. Хотя ангелы периодически падают и, возможно, уже есть претендент на эту должность.
Для этого спектакля ангелы падали не раз, уступали друг другу место три Воланда, и вот очередной сменил небеса на сцену.
Заповедь вторая: Трусость — самый тяжкий порок.
Иешуа — Человек, говорящей людям, что они добрые… возможно, от него они впервые и узнают о своей доброте, ведь злых людей не бывает. Эту роль делят два актёра (Алексей Матошин, Александр Задохин), и каждый раз это другая история, с неизменной составляющей — они несут некую миссию. Один Иешуа слишком юн, неопытен, он путается в освобождённых руках, как в возможностях и заранее утомлён знанием будущего. Другой полон смирения, берущего своё начало в неведомых нам фактах. Избыточного смирения для обыкновенного человека, разве что Божье проведение шепнуло ему на ухо, что распятие — это не конец истории. У Иешуа не было доказательств своей божественной природы, кроме одного — за ним наблюдает дьявол, создание того же автора. Перед нами словно два брата похожих, но очень разных.
W: Я никогда не искал между ними родственной связи. Все мы Божьи создания, но братья - это, плоть от плоти и кровь от крови. Здесь скорее духовная связь, духовные дети, так вернее.
Добро призывает не противиться злу, при этом говоря: "Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким и будете судимы, какой мерой меряете, такой и вам будет отмеряно" (Матфей 7:1-6). Воланд доносит этот же смысл только в другой форме, — "каждому по вере его". Где же тогда сокрыто противоречие между силами Света и Тьмы?
W: Противоречия нет. Они, как мы выяснили, духовно едины. Это единое целое, гармония существования чёрного и белого и принципы у них одни, только почему-то действует всегда зло. Мне нравится одна фраза в "Куклах" (спектакль Театра на Юго-Западе — прим. автора) — добро торжествует, а зло действует. Добро словно живёт в идеальном мире — умиротворённое и счастливое, очень положительное и светлое. А всё грязное — прощения, наказания, — свалились на силы тьмы.
Воланд не ограничивается теми, кто уже творит зло, он наказывает и тех, кто только замыслил подлость или собирается сделать её чужими руками.
W: Есть лозунг: надо не раскрывать преступление, а предотвращать. Может быть, так и здесь. Зло-то уже задумано, душа уже запятнана. Для Воланда не важен факт физического действия, для него главнее факт действия души. Не сам физический поступок, а поступок моральный, нравственный, — вот его категории оценки поведения человека. Душа.
К сожалению, не всем дано судить душу. О прокураторе Иудеи (Валерий Афанасьев) незаслуженно говорят — жестокий; вместо этого хочется добавить — справедливый. Он ничего не может изменить, но пытается; его нельзя жалеть, его нужно уважать. Пилат достоин мира, который ищет и почти обретает в Иешуа, пытаясь спасти его. Всесильный прокуратор оказывается бессилен пред слабостью и седым спокойствием главы Сенидриона, первосвященника иудейского Иосифа Каифы.
Тесно, душно, только это не гроза приближается, гнев душит Пилата. Гнев, позволяющий громко произнести имя отпускаемого Вараввы и почти прошептать приговор Га-Ноцри.
Заповедь третья: Правду говорить легко и приятно
Свет на сцену.
Свита потусторонняя, лучше не скажешь (Михаил Белякович, Александр Шатохин, Карина Дымонт, Владимир Коппалов). Они всегда виделись мне единым целым с множеством индивидуальностей. Оправданное зло, которое нельзя укорить. Неотъемлемая часть окружающего — как сумерки или раскат грома, сопровождающего их появленье. Каждый представляет Свиту по-своему, но здесь она всегда оказывается именно такой, какой её когда-то вообразил. И хотя Свита всегда при хозяине, её истинный характер не скроет ни один искусный грим. Эта группа хорошо сплоченных сообщников может изменить весь ход спектакля, так что короля делает именно она.
Свет в зал.
На пару минут актёры и зрители меняются местами, теперь очередь Свиты и Воланда вглядываться в наши лица. Что Воланд видит или хочет увидеть в глазах москвичей?
W: Душу… Борьба всегда идет за Душу.
А актёр?
W: Понимание, мысль, но прежде всего интерес. Так ли всё происходит, как мы себе это нафантазировали.
Заповедь четвертая: Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит
Когда, вырванный из небытия, Ершалаим сталкивается с суетливым Грибоедовым, блещущим позолотой варьете, возникает промежуточная точка, не там, и не здесь — клиника, режиссируемая профессором Стравинским, где всем помогут. В этом чистилище встречаются поэт и писатель. Мастер, для которого его герои становятся настоящими, на глазах Бездомного создаёт, рисует Маргариту (Ольга Иванова), и она оживает.
Её он через город и время умоляет, — "Догадайся, что со мною случилась беда". Так должно быть, потому что это — о понимании без слов, о чувствах, не зависящих от расстояния, о родстве на уровне вздоха. Узнав о смерти соседа, Бездомный, может быть, в последний раз говорит о них вслух: "Я уверяю вас, сейчас в городе ещё скончался один человек. Я даже знаю, кто, это женщина". Это о любви, только другими словами, и здесь эти слова звучат как никогда или как только однажды.
Мастер Евгения Бакалова — равновесие спектакля. Находясь вне рамок добра и зла, он может созидать их. "Не было казни, не было", — стоя на коленях, убеждает он в нас весь мир. Помянут Пилата, помянут и его. Даже Воланд в какой-то степени персонаж Мастера, которого он, если не создал, то предсказал. А кто Мастер и Маргарита для Воланда? Чем они его заинтересовали?
W: Очень меркантильной вещью — Балу нужна королева.
Бал смущает воображение своей мощью и напором, заставляя работать чувства на пределе человеческих возможностей. Самое тёмное, самое громкое, самое невообразимое место спектакля. Бал подавляет и завораживает совершенством шабаша, сопричастностью этому великолепию чертовщины. В нем теряется всё, кроме ветра, оставленного за собой развевающейся мантии хозяина, властвующего и царящего среди образов и подобий. Это сама преисподняя поднялась на землю в безумной пляске, но здесь есть что-то ещё, что-то важное…
W: Для меня это тоже пока загадка. Почему бал? Есть какие-то вещи, на которые трудно ответить. Может быть, я ещё не дорос до них и пока не понимаю. Для меня бал — это подведение итогов, очередной отчёт перед вышестоящей инстанцией. Какой-то цикл замыкается на этом, происходит какой-то суд.
Заповедь пятая: Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, в особенности у тех, кто сильнее вас.
Торжество завершается разочарованием — Маргарита оказалась не ведьмой. Она обвиняет ещё недавно восхищавшего её Мессира в собственном выборе, стыдится своих поступков. Но, несмотря на презрение, выраженное ей свитой, Воланд держит обещание и возвращает Мастера. Возможно, потому что для него это тоже имеет значение.
W: Это пересечение судьбы и истории: Воланда и того, о чем писал Мастер. Нашлась точка соприкосновения двух душ — Иешуа и Понтия Пилата. Но, на мой взгляд, Воланд не знает, как поступить с Мастером. Пока не приходит Левий Матвей и таким мягким тоном, приказывает…
Значит, без сил света все-таки не догадались бы?
W: Не догадались. Зло действует больше на каком-то бытовом уровне: отравить кого-то или сделать вампиром, это оно может. Злу не до таких высоких материй. К тому же все закончено, бал прошёл, и у Воланда самого стоит вопрос — "быть или не быть?". Тут поневоле подчинишься приказу — покой и вечный приют? А как же, у меня как раз освободился домик с виноградником.
Левий Матвей — очередной посредник, живое воплощение, заслуживающее лишь ядовитого слова "раб", брошенного в его сторону. Само присутствие третьего оскорбительно для Воланда. Для спора или разговора по душам ему достаточно поднять глаза в небо. Он ищет добро в зале и сражается с собой, буквально впиваясь руками в трость.
Ослушавшись собственного наказа: не просить у тех, кто сильнее, Воланд тоже ждёт покоя, дарованного Мастеру.
W: Это что-то среднее между светом и тьмой. Почему не свет, потому что человек сдался, оказался слаб. Он, если не предал, то, по крайней мере, попытался выкинуть из своей души любовь, перестал сопротивляться, двигаться, развиваться. Вот этот покой и вечный приют как раз то место, где можно ничего не делать, можно успокоиться и просто существовать. Я не знаю, что происходит в раю, но все-таки там бурлит какая-то жизнь, как и в аду, только с другим знаком. А покой и вечный приют — это как раз для нежелающих бороться. Такая лёгкая обломовщина без стремлений и целей.
Так почему Воланд — сплошное действие, — хочет вечного покоя?
W: Устал. Ему уже всё это приелось. Но он сам прекрасно понимает, что тогда нарушится гармония мира, нарушится равновесие. Должно быть чёрное и белое, зло и добро. А между ними точка опоры, на которой качаются качели, — вот он, покой и вечный приют. Там происходят страсти, течёт жизнь, а здесь энергия стоит, как сгусток.
"Каждому по вере его". Что по вере Воланду?
W: Пока ничего, пока вот эти мучения и вот эта грязная работа. Вечное стремление к свету и вечное прозябание в темноте. У него пока нет выбора.
Заповедь шестая: Всё будет правильно, на этом построен мир.
"Мастер и Маргарита" — не простой марафон, и, приближаясь к финалу, кажется, что приходил лишь ради одной реплики, ради последних слов, ради того, чтобы поверить — "Всё будет правильно, на этом построен мир".
Для их убедительности недостаточно сценария, за этими словами должна стоять либо большая вера, либо опыт. На чём у Вас основано это утверждение?
W: На том и на другом. Опыт, какой-никакой, всё-таки есть: и актёрский, и просто человеческий. А также вера, безусловно. Многие из нас считают, что ведут себя правильно. У каждого есть своя формула поведения в жизни, мы считаем её правильной и по отношению к себе, и по отношению к окружающим. Не может человек поступать иначе, хотя, наверное, есть такие индивидуумы, которые идут наперекор этой форме поведения, заложенной в нас веками. И всё равно каждый раз человек оправдывает себя, верит в то, что он своим существованием, своим поведением, для всех совершает благо. Вот эта уверенность; вера в то, что прав; в то, что, в принципе, светел; в то, что ты творишь добро, — она поддерживает.
Значит это не о мире, а о человеке?
W: Человек — это тоже мир, просто в другом масштабе. Как и макро-, так и микромиры бесконечны. Это всё вкупе, всё в гармонии, всё взаимосвязано.
Тогда к кому обращена фраза — "Всё будет правильно"?
W: Ко всем. Но всех не убедишь. Каждый сам себя должен убедить в том, что всё будет правильно, что всё так и должно быть. Смерти, в принципе, бояться не надо, всему отпущено какое-то время, своя ниша, и у всего, что происходит в нашей реальной жизни, есть предначертанность.
Судьба?
W: Судьба
Заповедь седьмая и последняя: Рукописи не горят…
©Юлия Мараховская
Август 2007 г.