Интервью Анны Китаевой с Олегом Леушиным

- Олег, закрой глаза. Вспомни себя ребёнком. Какая у тебя была любимая игрушка? И вообще, в какие детские игры ты играл?

- У нас был стол. Обеденный стол, который при необходимости раздвигался. А под столом стоял большой зелёный деревянный ящик, который был забит игрушками. Стол был накрыт скатертью, свисающей по краям. Я туда залезал, это был мой штаб. Иногда залезали вдвоём с моим двоюродным братом. Перебирали все эти игрушки: машинки, солдатики, чего только там не было. Волшебный зелёный ящик. Полдетства было проведено под столом.

- Тебя кто-нибудь натолкнул на решение стать актёром? Или ты сам захотел? Что ты читал на вступительных экзаменах? Кого ты играл в дипломных спектаклях?

- Стать актёром я придумал сам, никто мне не подсказывал. Семья у меня не театральная. Мама работала машинисткой, печатала. Папа – то лесник, то фрезеровщик. Родной отец в молодости занимался КВНом. Сам я решил стать актёром, когда учился в пятом классе. А дело было в том, что в 9 лет я очень сильно разбил себе голову. Я упал в школе в лестничный пролёт. Был на грани жизни и смерти. Врач утешал маму тем, что я де у неё не единственный ребёнок. Я три месяца не вставал с кровати. Потом заново учился ходить. И в итоге выздоровел. Мои ровесники пошли заниматься, кто плаваньем, кто самбо, кто дзюдо. А мне вроде как было противопоказано по здоровью, и я начал заниматься танцами. Это было в Свердловске, в Доме Пионеров. Потом балет. Три года я занимался этим делом. Мне было 12 лет, когда мы подготовили "новогоднюю ёлку" и две недели её играли. В Доме Офицеров играли, это было очень значительно. Это был первый существенный актёрский опыт. Потом я ещё записался в кукольный кружок. Потом фехтованием занимался, это уже в старших классах. Ещё у нас была театральная студия, я сам написал два сценария, даже ставил сам. Ну и в итоге я поступил в Свердловскую театралку. На вступительных экзаменах читал "Василия Тёркина" и Горького, "Сказки об Италии". Ещё у меня был готов полностью монолог Хлестакова, но до него дело не дошло, меня приняли. А уже в дипломных спектаклях я играл Альберто в "Человек и джентльмен", Жана в "Носорогах". По окончании обучения мы на базе нашего курса сделали свой театр, назывался он "Театр масок". И мы довольно долго играли разные спектакли. А потом в один прекрасный момент я собрал два чемодана и уехал в Москву.

- В каком спектакле ты первый раз вышел на юго-западную сцену? Ты хорошо помнишь тот момент? Вот когда смотрел в зрительный зал, было предчувствие, что скоро появится множество зрителей, которые будут ходить "на тебя"?

- Приехал я в Москву. Походил по театрам. И позвонил Авилову. С ним и с Ваниным я познакомился на съёмках. У Авилова был как раз период, когда он был вне театра, и он посоветовал мне позвонить Ванину. И вот Алексей Ванин меня и привёл на Юго-Запад. Я показался Беляковичу, и он меня взял. На тот момент я не видел ещё ни одного спектакля, в театре заканчивались репетиции "Укрощения строптивой" и спектакли не играли. В первый раз на юго-западную сцену я вышел в "Ромео и Джульетта", играл Петра. Мы были в одной банде с Саней Наумовым, и я за него держался как привязанный. Ничего не помнил от волнения. Две недели репетировали, одновременно декорации делали и костюмы. У меня были огромные глаза от страха. Куда идти? За кем? А что мы здесь делаем? Всё прошло как в тумане. Постепенно я приучился всё записывать, всё схватывать на лету. Чтобы не чувствовать себя беспомощным, когда Валерий Романович кричит: "Мы же это репетировали!!!". Один раз прошли – надо запоминать сразу. А первый спектакль, который я посмотрел, был "Трактирщица". "La сhate mi cantare" - и я сразу купился, понял, что это всё моё. А насчёт зрителей. Я помню точно один момент. Это было до "Калигулы", как раз должны были начаться репетиции. Мы закрыли сезон "Встречей с песней". И я вышел с огромной охапкой цветов. А в театре тогда служил один залётный товарищ, он отработал только один сезон. Вот он проходит мимо меня и говорит: "О! Я так же хочу!". А я ему отвечаю: "Малыш, семь лет упорного труда".

- Насколько я помню, ты сам хотел сыграть Калигулу, а не то, чтобы тебя озадачили ролью. Что для тебя интересного в этом персонаже?

- Нет, я сам эту роль не просил, меня назначили. Романыч решил восстанавливать этот спектакль и сказал: "Лёва, вот ты и будешь Калигулой". Я смотрел старый спектакль, с Авиловым, они все очень впечатляюще играли, но я никогда не понимал, про что, собственно. Поэтому опереться на опыт предшественника не мог. Про что мой спектакль? Я его постепенно постигал. Это про рок, который висит над нами. Про слабость человеческую, которая доходит до извращений. Отправная точка – смерть Друзиллы. И он не смог это пережить, не смог справиться. И свою боль он решил заглушить болью ещё более сильной.

- Ты – обладатель уникального опыта. В одном и том же спектакле ты много лет играл Хлестакова, а теперь исполняешь роль Городничего. А в другом спектакле ты много лет был Гамлетом, а теперь ты – Клавдий. Каково это? Есть какие-нибудь особенные ощущения?

- Ещё Кочкарёва и Подколесина, ты забыла. Это всегда спектакль наизнанку. Хочется сказать другой текст. Слышишь тот текст, который ты много лет говорил. Это поворачивает на 180 градусов. Очень сильно меняет все пристройки. Как будто в зеркало смотришь. Да не просто в зеркало, а в увеличительное стекло. Это очень обогащает, это интересно. Материал готовый, размятый у тебя внутри, и вдруг на него взгляд с другой стороны.

- Олег, когда ты получил роль Воланда в "МиМ" после Авилова, Гришечкина, Валерия Романовича – было много вопросов о том, хватит ли тебе харизмы. Тебе удалось всех убедить, зрителям ты понравился. Я читала один отзыв, автор которого восхищался тем, что твой Воланд менее масштабен, чем у твоих предшественников. Типа не стоит преувеличивать значимость дьявола. Олег, а как ты сам относишься к дьяволу? Ты веришь в его существование?

- Если я верю в Бога, то я верю и в дьявола. Это всё едино и нерушимо. Это гармония мира. Дьявол нужен для равновесия. Какой у меня Воланд? Это душа, ищущая прощения, и, к сожалению, не находящая его. Потому что по законам природы необходимо это равновесие. Обязательно должна быть тень. Иначе и света не будет. И когда он говорит финальный монолог, он сам хочет покоя. Он сам хочет жить в этом вечном доме. Но ему приходится быть передаточным звеном. И по-другому нельзя. Вечность – это страшно.

- Одна из самых значительных твоих ролей – Дэвид в "Комнате Джованни". Легко ли она тебе далась? Имело ли место сопротивление материала, или сразу родилось?

- Дэвид – страдалец. Он в поиске и он несчастен, как и большая часть моих персонажей. Никаких фобий у меня нет. И сыграть гомосексуалиста не сложнее чем сыграть говорящего зародыша. Вживаться в любую роль – это актёрская профессия. Я не понимаю артистов, который говорят: ой, я это не могу, это противоречит моей психофизике. Станиславский сказал: надо идти от себя, а ещё один замечательный человек добавил: и чем дальше, тем лучше. Мы так многообразны внутри, мы сами себя часто не знаем. Выудить из себя что-то неожиданное – вот задача.

- Я совершенно покорена твоей Говорковой из "Фотоаппаратов". Ну, такая девочка-девочка. До такой степени, что я собственное детство вспоминала, когда смотрела на тебя. Чудеса, да и только. Олег, о чём спектакль?

- Да всё о том же, о жажде жизни. О движении вперёд. О судьбе, о роке. О любви. Играть тяжело физически. На фоне 30-летних и 20-летних мне тяжело стоять на голове. Но я справляюсь, я сам попросил эту роль. Я, когда прочитал пьесу, сразу позвонил Романычу: "эту Говоркову должен играть парень! Дайте мне!"

- У тебя так много прекрасных ролей в прекрасных спектаклях, который любимый? А кого ещё не сыграл, кого бы хотел сыграть, если фантазировать по большому счёту, а не из практических соображений.

- Нет любимого, я люблю свою работу и мне интересно всё, что я делаю. О каких-то других ролях не фантазирую, буду рад каждой новой работе.

- В прошлом году ты стал художественным руководителем театра на Юго-Западе. С тех пор прошёл уже почти целый сезон. Какие у тебя впечатления от работы на новой должности? Тяжело? Интересно?

- Очень много бумажной работы. Постоянно необходимо решать какие-то проблемы. Большая ответственность. Надо удержать театр. Наверное, это каждодневная битва за то, чтобы театр не развалился. Конечно, я не один. Я постоянно консультируюсь с Валерием Романовичем. Но тем не менее.

- Олег, ты только что выпустил спектакль: "Люди и джентльмены", по пьесе Эдуардо де Филиппо. Тебе понравилось быть режиссёром? Этот вид деятельности соответствует твоему темпераменту? Ты получил творческое удовлетворение?

- Должность художественно руководителя кроме всего прочего дала мне шанс попробовать себя в режиссуре. Я никогда не думал становиться режиссёром. Но в какой-то момент понял, что я уже много знаю о театральном деле, и мне захотелось этими знаниями поделиться. Мне удалось сделать то, что я хотел. Мне удалось воплотить моё понимание этого материала. Да, я получил творческое удовлетворение от процесса создания спектакля. И я благодарен всем, кто со мной работал. Одной из основных своих задач я видел – помочь актёрам раскрыться, найти в себе что-то новое.

- Алине Ивановой удался дебют, как ты считаешь?

- Я думаю да, она девочка смелая. В чистоте, простоте и наивности её есть большая убедительность. А смелость – вообще одно из основных актёрских качеств. В первый раз вышла на сцену с мастерами и не дрогнула. И ещё важно, что ей самой понравилось. Она просила больше репетиций, она любит работать. Глаз горел – это основное.

- Скажи, пожалуйста. Вот когда один и тот же спектакль ты играешь здесь и на сцене театра Станиславского. В чём разница? Как ощущается эта разница?

- В нюансах. Когда спектакль из маленькой сцены вылезает на большую, он теряет в нюансах. На большая зал – более активная подача. И поэтому пропадают нюансы, чем-то приходится жертвовать. Полутона не читаются. А зал в театре Станиславского – неправильный. Его надо обживать, его надо полюбить. И это не быстрый процесс.

- Олег, мы с тобой с одного года рожденья. Так что позволю себе вопрос, который, быть может, будет непонятен другим поколениям. Ты, когда в детстве читал "Трёх мушкетёров", тебе который из четверых больше нравился?

- Я, как уже тебе говорил, занимался фехтованием. У меня второй разряд, кстати. И нас было четверо одноклассников, которые ходили в эту секцию. Разумеется, у нас были свои Атос, Портос, Арамис и д`Артаньян. Меня назначили Арамисом. За то, что философ. За то, что умел этим пользоваться. И умел надавить. За то, что романтик. А вообще я мог бы быть любым из четверых. Они все такие разные. Но в человеке умещается всё. Мы лишь преувеличиваем то одну свою сторону, то другую.

28.04.2012

Источник: ЖЖ Анны Китаевой (ранее размещалось на сайте Театра на Юго-Западе)